Великий герцог Мекленбурга - Страница 87

- Так король Жигимонт, пожирнее кусок занял, чем Корелла с Новгородом... - заметил было Трубецкой, но я перебил его.

- Король Сигизмунд такая жадная сволочь, что не вернет вам ни Смоленска, ни каких других земель, а чего доброго еще что-нибудь захватит. Дескать, сын его все равно станет королем Речи Посполитой и все будет под одной рукой.

- Это верно, что Жигимонту в руки попало, то обратно непросто воротить будет, а что если королевича Карла мы выберем, брат его пособит войском?

- Пособит, отчего же не пособить, ему Сигизмунд тоже враг не из последних, потому как на престол его зарится.

- Ну, дай бог!

- А чего, дай бог? - пьяно спросил сидящий с другого края Долгорукий.

- Князь говорит, дай бог чтобы поляки скорее сдались, да можно было бы делом заняться. Земский собор созвать, да царя выбрать. - Тут же ответил ему я.

- А как Жигимонт пожалует? - не отстал Долгорукий, - сказывают король великую силу собирает под смоленском, да хочет сюда идти!

- Да пусть идет, - пожал плечами я, - без пороху он много не навоюет, а одними саблями нас теперь не одолеть. Хотя поторопиться не помешало бы.

- А ты почем знаешь, что у Жигимонта пороха нет, ты что колдун?

Услышав последнюю фразу все за ближними столами притихли, я не поворачивая головы, махнул Аниките, и он стал подливать Долгорукому в чашу. Тот, услышав журчание обрадовано обернулся и подхватив чашу попытался прокричать здравицу, но у него плохо получилось.

- Устал князь-боярин, от дум тяжких, да забот ратных! - сказал я негромко, но вполне отчетливо. - Еще чего доброго перепутает, да "горько" крикнет, а я с князем Дмитрием Тимофеевичем целоваться не хочу!

Первыми засмеялись сидевшие рядом, затем к ним присоединились остальные и скоро хохот гремел по всей площадке занятой пирующими. Я, улыбнувшись, встал и, кивнув собравшимся, вышел из-за стола. Во время пира я лишь пригубливал из своего кубка, да отщипывал понемногу от каждого блюда и потому был бодр и почти не хмелен. Твердым шагом я прошел к себе в шатер и, пройдя его насквозь, вышел к палатке, где жила Настя с Ксенией и служанки. Девушки сидели у огня и что-то рукодельничали беседуя. Так уж получилось что возможности поговорить с царевной после того как я с Климом привез ее в лагерь не было. Днем я всегда был на виду, а ночью и вовсе было не до того. Когда я вошел, они замолчали на полуслове и попытались встать, но я, помахав рукой чтобы не беспокоились, присел рядом. Они обе были одеты в немецкие платья, Настя в серое, а Ксения в голубое. Короткие ее волосы были убраны в чепец, вырез открывал полностью шею и немного плечи и грудь, отчего царевна явно смущалась. Внимательно приглядевшись, я понял, что Настя пожертвовала Ксении свою праздничную одежду оставшись в повседневной.

- Царевна, - обратился я к Ксении на немецком, - удобно ли вы расположись, всего ли вам довольно?

- Благодарю вас, герцог, вы очень добры к своей пленнице, - отвечала она мне.

- Вы несправедливы ко мне ваше царское высочество, вы вовсе не пленница, а гостья моя. Если хотите то вы всегда можете уйти, однако в сложившейся ситуации я бы этого вам не рекомендовал. Я узнавал, вас ищут, однако здесь вам ничего не угрожает, поскольку вы находитесь под моей защитой. Кроме того вас никто не узнает в таком наряде если вы конечно сохраните известное благоразумие. Военная опасность стала теперь гораздо меньше, и я вполне могу заняться вашим делом. Сообщите мне все, что вам известно, и я немедленно займусь поисками.

- Зачем вам это?

- Не зачем. Я просто хочу помочь вам вот и все. Считайте это моим капризом.

- Княже, ты где? - раздался голос Аникиты снаружи.

- Кто это? - перепугалась Ксения.

- Не бойтесь царевна это мой человек, впрочем, не надо, чтобы он вас видел, так что я вас покину, а вы пока подумайте над тем, что я вам сказал.

- Как зовут этого вашего человека? - почти простонала царевна.

- Зачем вам это знать? Впрочем, извольте, его зовут Аникита Вельяминов, он командовал моими рейтарами в Швеции.

- Боже мой, я пропала! Опять этот предатель!

- Что, вы знакомы?

- Он и его семья с нами были в родстве не малом, но когда появился самозванец он один из первых перешел на его сторону. Даже родная мать прокляла его за эту измену, но он не отступился.

- Чудны дела твои господи! - Сказал я и вышел навстречу Аниките.

- Князь, бояре расходиться собираются, хотят поклониться за хлеб, за соль..

- За брагу, за аквавит... - продолжил я, - ну пошли, чего там, дело хорошее.

- А кто там князь, - полюбопытствовал Вельяминов, пытаясь заглянуть за полог.

- Много будешь знать, скоро состаришься!

- Девки поди?

- Ага, и все справные, как Анисим любит.

- Анисим сказывал, что ты надежа едва ли не схимником заделался.

- А с чего ты взял, что я с ними блуд творю? Они там за меня угодникам святым молятся, и акафисты поют, правда, тихо совсем.

- Да ну тебя.

Осада, тем временем, продолжалась. К ополчению все время подходили новые отряды, иногда небольшие в несколько человек, а иногда и довольно крупные в две - три сотни. Так что силы, изрядно поредевшие в сражении с Ходкевичем, скоро были восстановлены. Однако, князь Пожарский, постоянно получавший известия с разных концов страны, о различных бесчинствах творимых разного рода разбойниками, нередко формировал отряды ополченцев, которые и посылал для борьбы с ними. Одно поручение такого рода было дано Аниките Вельяминову, посланного очистить от воровских казаков небольшой городок Устюг-Железный. Основой его отряда должны были стать рейтары усиленные казаками, причем последних было раза в два больше чем подчиненных Вельяминова. Посмотрев на его кислую физиономию, я вызвался сходить вместе с ним. С собой я взял сотню драбантов и Кароля с Казимиром. Клим же с двумя сотнями остался в Москве охранять наш лагерь.