Великий герцог Мекленбурга - Страница 46

Сразу хочу сказать, что это удалось. В три дня была очищена довольно большая площадка, окруженная с четырех сторон не слишком высокими валами. В центре ее было построено нечто вроде низкого помоста, где и сложили бочки с порохом. Зачем помост? Ну, а как объяснить местным, что взрывчатка, дабы не отсыреть, должна храниться на поддонах? В валах были устроены проходы, закрывавшиеся воротами, где стояла бдительная стража. Все устроено наилучшим образом, если не считать одной малости. В одну из бочек был помещен ствол с колесцовым замком от неисправного пистолета. К курку тянулась крепкая просмоленная бечева, крепко привязанная ко вбитому в землю колышку. Когда поляки соберутся в поход, их ожидает сюрприз, ну а меня в ту пору рядом уже не будет. По крайней мере, я так думаю.

Если что и отвлекало меня от коварных замыслов, пока шло обустройство места хранения пороха, так это назойливое внимание наследника польского престола. Обычно королевич Владислав подсылал ко мне своего фаворита шляхтича Красовского, но однажды и сам удостоил посещения. С милостивым вниманием осмотрев работы, он стал жаловаться на скуку и отсутствие развлечений. У стоявшего рядом Красовского на лице было написана откровенная скука пополам с ревностью. Вообще эта парочка не вызывала у меня ничего, кроме неприязни. Сам Владислав не был совсем уж пустым человеком, скорее наоборот, он многое понимал и во многом разбирался, но, лишенный деспотичным отцом возможности заниматься реальным делом, тратил свое время на всякие глупости. Взять хотя бы связь с Красовским -- уж не знаю, грешили ли они по-содомски или нет, свечи не держал. Однако королевич бесстыдно выставлял эту связь напоказ, всячески эпатируя окружающих. Фаворит же и вовсе вел себя зачастую как капризная барышня, хотя ничего женственного в его облике не было, и с какой стороны браться за саблю, он знал. Король смотрел на все это безобразие сквозь пальцы, а вот многие заслуженные шляхтичи плевались.

Приглашение наследника престола -- это не такая вещь, которой можно пренебречь, тем более что я формально был у него на службе. Пока шли работы, я отговаривался нехваткой времени, но хранилище наконец было устроено, и поводы для отказа кончились. Хочешь -- не хочешь, пришлось привести себя в порядок и отправляться на вечеринку.

Поскольку запах гари был неприятен для обоняния его высочества, располагался он за городом. Подъехав к огромному шатру, я спешился и отдал поводья гайдукам. Скорее по привычке осмотревшись, обратил внимание на расположение караулов, конюшен и прочую диспозицию и вошел. У королевича шла обычная пирушка, компанию ему помимо Красовского составляли несколько разодетых молодых шляхтичей. Как видно, золотая молодежь уже крепко наклюкалась и встретила мой приход радостными криками. Я сначала не понял повода для радости, но потом Красовский объявил, что поскольку я опоздавший, мне предстоит выпить штрафную чарку. Ну, понятное дело, почему бы не напоить новичка и не посмеяться. Чарка примерно в четверть ведра прилагалась. Отличительной особенностью чарки была длинная ножка, оканчивающаяся острием, так что поставить ее, пока не допьешь, было нельзя. Нечто подобное почти через сто лет будет (или не будет) использовать на ассамблеях Петр Великий. К несчастью для высокопоставленных шалопаев, я не собирался становиться игрушкой в их руках. Еще в Новгороде, беседуя с Пьером О'Конором, я узнал некоторые секреты и даже собрал небольшую аптечку на всякий случай. Увы, аптечку эту, как и многое другое, я потерял, когда попал в плен к лисовчикам, но вот одному несложному трюку О'Конор меня научил. С благодарностью приняв чарку, я поклонился королевичу и, приложившись, стал пить. Сделав несколько глотков неожиданно для окружающих уронил сосуд и, выпучив глаза, стал разевать рот, из которого обильно шла пена. От этого зрелища пьяные моментально протрезвели и c ужасом взирали на происходящее. Я тем временем нагнулся и сунув два пальца в рот сделал вид что меня вырвало. Потом, резко поднявшись, быстро подошел к застывшему в ужасе Красовскому и от всей души двинул ему в челюсть.

-- Ваше высочество, -- обратился я к бледному как смерть Владиславу, -- это дурная шутка!

-- Я... я ничего не знал, -- пролепетал он в ответ.

-- Чудно, а может, яд предназначался вовсе не мне? -- бросил я королевичу и, повернувшись на каблуках, направился к выходу. Уже выходя из шатра, я обернулся и, обращаясь к Владиславу, добавил: -- Я не стану никому говорить о случившемся и вам всем советую сделать то же самое.

Выскочив из шатра, я со всех ног кинулся к лошади и, вскочив в седло, пустился в сторону города. Проклятая нехватка времени не дала мне все приготовить заранее, но я надеялся, что успею. Увы, надеждам этим не суждено было оправдаться. Зайдя во двор, я был удивлен небывало большому количеству людей, снующих туда-сюда с разного рода тюками, сундуками и прочим добром от разномастных возов, запряженных крепкими лошадьми, к дому Храповицкого. Прежде чем я успел что-либо понять, ко мне бросился сам пан Якуб и с совершенно счастливой улыбкой на лице буквально потащил за собой к распоряжавшемуся этой кутерьмой богато одетому шляхтичу.

Что оставалось делать в такой глупой ситуации? Разумеется, я самым изящным образом поклонился и буквально подмел плюмажем своей шляпы пол перед своим старым знакомым паном Марианом Одзиевсиким. Со времени нашего последнего свидания пан Мариан стал выглядеть гораздо лучше, по крайней мере, умирающим он уже не казался. Мысль о том, что двадцать тысяч талеров, заплаченные им в качестве выкупа, ждут меня в Мекленбурге, привела меня в игривое настроение, и я улыбнулся своему бывшему пленнику во все тридцать два зуба. К сожалению, ответной любезности я не дождался: улыбка медленно сползла с посеревшего лица смоленского Каштеляна, и он, глядя на меня выпученными глазами, смог лишь пробормотать: