Великий герцог Мекленбурга - Страница 44

Мастера звали папаша Курт, и был бывшим наемником, оставшимся без ноги после ранения. На деревяшке больно не помаршируешь, поэтому старому вояке пришлось искать себе другое ремесло. Осмотрев принесенный мной карамультук, он, покачав головой, спросил:

-- На что вашей милости этакое страшилище? Не спорю, при хорошо сделанном стволе оно бьет далеко и весьма метко, но пока его зарядишь, того и гляди бой закончится. Это оружие хорошо для охоты, и то если только вам его егерь заряжать будет, а для войны оно совсем не годится.

-- Не скажи, папаша Курт, -- отвечал я ему, -- на моих глазах из такого с крепостной стены ссадили одного бравого военного, который был уверен, что находится в полной безопасности. Для войны сгодится всякое оружие, если знать, как его применить.

-- Со стены -- другое дело, если это, конечно, не во время штурма. Но чтобы стрелять со стены, не надобен кремневый замок, вполне станет и фитильного.

-- Папаша Курт, тебе не все равно, на что я трачу свои деньги? -- немного раздраженно ответил я ему. Не рассказывать же, в самом деле, старому наемнику о пулях минье? -- Ты сделай мне то, что я прошу, а там уж мое дело.

-- Как скажете, ваша милость, но раз уж вам не жалко денег, так давайте я вам колесцовый замок поставлю!

-- Мошенник, откуда у тебя такой замок?

-- Да вот лежит у меня тут пистолет, которым его прошлому хозяину пришла в голову блажь драться как булавой. Всякому нормальному человеку известно, что яблоко на рукояти сделано для того, чтобы ловчее вытаскивать оружие из ольстры. Так нет, всегда найдется недоумок, который схватит его за ствол и давай лупить почем зря. И теперь лежит пистолет с гнутым дулом и треснувшей рукоятью, а замок, черт бы его взял, целехонек!

-- Нет, -- отвечал я, поразмыслив, -- колесцовый замок не мог не пострадать и еще откажет, чего доброго, в неподходящий момент. Так что поставь мне кремневый, и точка. Хотя если ты не будешь драть цену, так я, пожалуй, куплю у тебя этот сломанный пистолет.

-- А на что он вам?

-- Слушай, любезный, тебе бы не оружейником быть, а исповедником.

-- Ладно, не хотите -- не говорите, но дешевле двадцати талеров я вам его не отдам, так и знайте.

-- Папаша Курт, ты, получишь ровно половину от запрошенного -- или оставишь его себе.

Покинув ушлого оружейника, я отправился в лазарет навестить раненого Казимира. Впрочем, назвать это заведение лазаретом было сущим преувеличением. Просто довольно большая изба, которую заняли пришедшие с поляками монахи-бенедиктинцы, и где они в силу своих скромных сил пытались лечить страждущих, недостатка в которых не было. Находившееся неподалеку кладбище намекало, что лекари из монахов так себе, но, к моему удивлению, Казимир шел на поправку.

-- Нам не стоило попадать сюда, ваше высочество, -- шепнул он мне с обеспокоенным видом. -- Меня видели в отряде пана Мухи-Михальского, да и у вас наверняка есть знакомые, с которыми лучше не встречаться.

-- Это ты верно говоришь, не стоило, но разве у нас был выбор? -- отозвался я. -- И не зови меня "высочеством", достаточно будет "господин фон Кирхер", а то услышит кто ненароком. Да, у меня есть немало "поклонников" в Речи Посполитой, но вряд ли они меня узнают в этом обличье. Тоже можно сказать и о тебе -- будь ты шляхтичем, тебя бы запомнили, а так ты для этих надутых индюков пустое место, что нам только на руку. Поправляйся, а я тем временем все подготовлю, и мы отправимся дальше.

-- Вы не бросите меня?

-- Нет, не брошу. Одному мне будет непросто выбраться, так что ты мне нужен не меньше, чем я тебе. Ну все, мне пора, а ты выздоравливай.

Монахи с первого взгляда опознали во мне лютеранина и смотрели не слишком любезно, однако когда я пожертвовал им несколько серебряных монет, моментально переменились и пообещали ходить за Казимиром со всем возможным тщанием.

После лазарета я вернулся в дом пана Храповицкого, коего застал в совершенно меланхоличном состоянии.

-- Что с вами, пан Якуб? -- спросил я его. -- Неужели какая-то местная красотка лишила вас жизнерадостности?

-- О, это вы, Иоганн, наслышан о ваших успехах! Вы правы и неправы одновременно, мой друг.

-- Как это?

-- Очень просто, вы неправы, предполагая, что я могу увлечься местными, с позволения сказать, красавицами. Однако вы правильно поняли, что я грущу из-за женщины.

-- И кто же та прекрасная панна, похитившая ваше сердце?

-- Вы должны ее знать, если служили у пана Остророга.

-- Вы меня интригуете, друг мой, я помню все пушки досточтимого Познанского воеводы, но, увы мне, мало знаком с окружавшими его дамами. Хотя... святая пятница, а не прекрасная ли панна Марыся причина вашего несчастия?

-- А вы знакомы?

-- Ну, я не назвал бы это знакомством, панна Марыся вряд ли обратила на меня внимания больше, чем на какой-нибудь подсвечник, освещающий ей путь. Да и то, я думаю, у подсвечника больше шансов привлечь интерес прекрасной панны.

-- О, как вы правы, Иоганн, это не женщина, это статуя, холодная и прекрасная.

-- Постойте, я покинул пана воеводу и не помню хорошенько всех деталей, однако разве ее не выдали замуж?

-- О, вы и это знаете, и это вторая причина моей грусти. Ее выдали замуж за моего двоюродного брата, и скоро они будут здесь.

-- Здесь?

-- Ну да, мой кузен получил должность Смоленского каштеляна и скоро прибудет со всей семьей.